Мёртвая Обитель [СИ] - Елена Руденко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как я подозреваю, вы подвергли беднягу публичным насмешкам! — нетрудно было догадаться.
— О чём вскоре пожалел, услышав в ответ подозрения относительно моей персоны, — ответил Лермонтов, — а моя поэма "Демон" стала его козырной картой… Удивительно, как мне удалось уйти с этого собрания живым…
Мы подъехали к дорожной развилке, одна из дорог которой вела к проклятому летнему дому. Я испытала непреодолимо желание отправиться именно этим путём, мне казалось, что там меня очень ждут. Представился дворик и качели, на которых раскачивалась девочка, облаченная в белый погребальный саван, развевающийся на ветру. Её яркие голубые глаза отчётливо выделялись на бледном лице. У меня закружилась голова, я едва не упала с лошади, если бы не рука Мишеля, вовремя поддержавшая меня за талию.
Ни одну ночь я не могу заснуть спокойно, мне чудится, как призрачная тень преследует меня. Когда стемнеет, я боюсь подходить к зеркалу, сквозь грань стекла я вижу её лицо. Сегодня ночью я проснулась от ужаса, мне казалось, что чьи-то ледяные руки сжали моё горло. Я знаю, призрак не оставит меня в покое, пока не будет разгадана её тайна.
Вся надежда на помощь моего Демона…
* * *— Вы догадались, кто убийца? — спросил граф. — Прошу вас, изложите ваши доводы.
По строгому голосу Романцева я поняла, что он не склонен доверять нашему мнению.
Мишель приступил к рассказу:
— Мой знакомый сыщик научил меня учитывать две вещи: первая — обращать внимание на детали, которые вызывают хотя бы малейшее сомнение; вторая — отбрасывать сомнения в фактах, какими бы невероятными они не казались. Сомневаться в фактах всё равно, что не верить собственным глазам.
Романцев кивнул.
— Продолжайте, я заинтригован, — произнёс он.
Его тон не выражал не малейшего интереса, мне показалось, что граф хочет поскорее выслушать нас, чтобы мы более не досаждали ему своими догадками.
— Во-первых, вернёмся в тот вечер, ставший последним для Валеньки, — продолжал Мишель. — Некоторые моменты показались мне весьма любопытными: ваша сестра сказала, что почувствовала, как кто-то задел её плечо… Предположительно, этот кто-то добавил яд в бокал Валеньки… Удивительно, что Лизанька не увидела его… Если убийца задел вашу сестру, протянув руку к бокалу, значит, бокал стоял очень близко к ней. В таком случае настораживает, что, совершив подобную неловкость, убийца решился на свой коварный план.
— Каков вывод? — спросил граф.
Удивительно, но в его голосе впервые прозвучал скрытый интерес.
— Вывод таков, только ваша сестра могла добавить яд в бокал, стоявший рядом с ней на столе, — уверенно произнёс Мишель, — разумеется, в это тяжело поверить… Но, повторюсь, не доверять фактам — это не верить собственным глазам.
— Михаил Юрьевич, позвольте узнать, почему умерла моя сестра? — спросил Романцев. — Допустим, она убила Валеньку, но кто убил Лизаньку?
Заявление Мишеля оказалось для меня неожиданным. Я с большим трудом сдержалась, чтобы не выдать своих чувств. К моему удивлению, Романцев отнёсся весьма хладнокровно к словам Мишеля, а я ошибочно полагала, что граф гневно прервёт подобные речи.
— Позвольте изложить по порядку, — начал Мишель, — меня сразу насторожило, что Лизанька сама принесла мороженое особе, которая жила у вас как бедная родственница. Зачем Лизанька совершила столь необычный поступок?
— Они подружились, — робко предположила я, отказываясь верить, что юное милое создание — коварная убийца.
— Возможно, — ответил Мишель, — но посмотрим, что было дальше… Ваш дневник, граф… Увы, записи в нём нерегулярны, но даже они помогают докопаться до истины! Вы объяснились с вашей будущей супругой, чем смутили и испугали её… В смятении она отдала вам мороженое и покинула вечер. А что сделали вы?
— Верно, я потом отдал мороженое Лизаньке…
Голос графа звучал спокойно и бесстрастно.
— Которая не знала, что ей вернулось отравленное мороженое, — закончил Мишель. — Только у неё была возможность отравить мороженое, как и шампанское вашей покойной невесты.
— А теперь потрудитесь изложить мотив преступления, — попросил Романцев также невозмутимо.
Ответ Мишеля поразил меня ещё больше.
— Ваша невеста была ведьмой, на что нам намекала её старшая сестра, — произнёс он, — судя по тому, что она скрывала свои таланты, Валенька не была шарлатанкой или мечтательницей, вообразившей себя всемогущей волшебницей, она, действительно, обладала мистической силой.
Лермонтов замолчал, вопросительно глядя на Романцева, который спокойно кивнул, позволяя продолжить рассказ.
— Есть поверье, что ведьма, умирая, через прикосновение передаёт свой дар преемнику… Лизанька держала умирающую Валеньку за руку, так вы написали в своём дневнике. Вашу сестру привлекла ведьмина сила, в этом нежном возрасте так хочется выглядеть необыкновенной, — Мишель закончил речь.
Я с мольбой смотрела на графа, удивляясь тому спокойствию, с которым он воспринял обвинения в адрес своей любимой сестры.
— Граф, — я не могла сдержаться, — что вы можете возразить?
— К сожалению, Александра Осиповна, данные умозаключения верны, — произнёс Романцев.
— А зачем Лизаньке убивать Катерину? — я не могла понять.
Граф молча открыл один из потайных ящиков своего стола. Он достал смятую тетрадь.
— Это я нашёл после смерти сестры, — произнёс граф печально. — Это её дневник! Я пришёл в ужас! Вы только послушайте!
Романцев побледнел, будто бы заново переживая страшную новость.
Из дневника Лизаньки Романцевой
Мой старший брат решил жениться, меня эта затея совершенно не занимала, пока я не познакомилась с его невестой… Оказалось, что она тайно занимается магией. Поначалу я сочла это чудачеством, многие барышни возомнили себя ведьмами, но невеста брата оказалась настоящей ведьмой. Неужели никто не смог почувствовать, какая сила исходит от этой особы! Я ей сильно завидовала, как обидно быть обычной девушкой, когда рядом с тобой живёт колдунья, которой подчиняются мистические силы! Вот бы и мне стать ведьмой! Для этого нужно получить колдовскую силу, которая переходит от умирающей ведьмы…
Так я решилась отравить невесту брата, это оказалось несложно. Убивать очень просто! Удивительно, внутренне я стала меняться… Теперь я легко вижу и знаю то, что закрыто от других… Я чувствую себя зрячей среди слепцов! При этом я понимаю, что нельзя выдать своих талантов, хотя так хочется похвастать перед гостями… Нет, нельзя себя выдавать… К счастью, никто ничего не заподозрил… Разве что моя чрезмерная задумчивость и отстранённость, но это объяснимо волнением за смерть будущей родственницы…
…Мой брат, кажется, симпатизирует красавице Катерине. Кажется, она невольно приворожила его… Мне удалось с ней подружиться, Катерина созналась мне, что тоже симпатизирует моему брату… Да, если ведьма влюбится, то объект её желаний ответит взаимностью без всякого приворота! Я давно заподозрила, что Катерина особа непростая. Только она не желает признаться себе в своих талантах… Обидно смотреть на такую глупость! Она сильнее покойной ведьмы… Её сила семейная, многовековая, какое преступление отказаться от подобных благ! А, может, мне заполучить её силу? Кажется, я решилась!
Сегодня я сказала брату, что подозреваю, будто Валеньку отравили. Пусть смерть Катерины не покажется странной… все решит, что она была свидетелем убийства Валеньки, которую заставили замолчать. Как хорошо я придумала…
Из записок Смирновой-Россет, 1839 год
Прочитав отрывок из дневника сестры, граф протянул мне листок. Не веря его словам, я сама перечитала жуткие строки.
— Александра Осиповна, неужели вы не верите? — переспросил граф.
Как доказательство он протянул мне одно из писем Лизаньки, я сравнила почерк — всё верно. Неужели такое возможно? Белокурый ангел, невинно убиенное дитя, вызывающее жалость, оказалась злобным существом, ставшим жертвой своего же злодейства.
— Увы, вещи не такие, какими кажутся, — сказал Мишель, — я не любил, когда Константин Вербин[1] повторял эту поговорку, но теперь убедился в её истинности.
— Я восхищён вашей догадкой, но мне бы не хотелось, чтобы неприятная история моей семьи стала достоянием светских болтунов, — произнёс Романцев, прося сохранить его тайну.
— Почему вы решили скрыть правду? — спросил Мишель. — Тень подозрения так и осталась на вас, ваших друзьях, и вашей супруге… Подумайте, граф, стоит ли покрывать злодейство вашей сестры… Простите, не мне вам советовать…
— Я очень часто размышляю об этом, — печально ответил Романцев. — Но я боюсь раскрыть другую тайну моей жены… Она предпочитает сплетни об убийстве, разговорам о её способностях… Ей стоит больших трудов хранить тайну.